– Сумел, – подтвердил андроид, кивая головой. – А в Цюрихе я перекачал из своей памяти все слышанные мною звуки в гораздо более мощный компьютер и пытался расшифровать. Получилось неплохо – пожалуй, я смогу более-менее сносно общаться со светлыми Иными.

– У, здорово! – восхитился любопытный медтехник. – Скажи что-нибудь по-ихнему!

Бишоп нахмурился, подумал пару секунд и смоделировал своим речевым синтезатором несколько фонем, выразившихся в писке и посвистывании. Маша поежилась – у нее создалось четкое впечатление, что рядом находится зверь, только она его не видит.

– А перевод? – поднял бровь Ильин.

– «Снаружи очень холодно, небо темное, а кое-кто лезет без разрешения в чужие разговоры», – парировал Бишоп и смущенно добавил: – Чисто приблизительно, конечно.

– Стоп! – вдруг поднял руку Гильгоф. – Бишоп, скажите, речь черных и светлых Иных идентична? Вы ведь общались достаточно долго и с теми, и с другими?

– Не совсем, – задумался андроид. – Встречаются фонемы, близкие по звучанию, но у хищников они более бессвязны, я бы сказал – более примитивны. Иногда они просто кричат – вот, например, человеческое слово «ура» не несет на себе семантической нагрузки, а только эмоциональную. То же самое у черных Иных.

– Два схожих диалекта, – мигом согласился ученый. – Один развитой, другой насквозь тривиальный. Хорошо, не будем отвлекаться. Здешние спецы были настоящими профессионалами. Даже жалко, что их перебили… Американцы выяснили, что Иные воспринимают инфразвуковые волны на огромном расстоянии – это раз, и что упомянутые волны служат основой общения существ между собой – это два. Я пока не знаю, как сотрудники S-801 воспроизводили численность животных, но убежден – они вывели материнский организм.

– Блин! – поразилась Маша. – Каким образом?

– Откуда я знаю? – бесстрастно сказал Гильгоф. – Может быть зародыш, уцелевший после приключений на «Патне», был самкой. Вы же не виноваты, что Хиллиард не убил животное… Так вот, возвращаясь к предыдущей теме. Самка, как руководитель семьи, издает сигналы определенной частоты, воспринимаемые рабочими особями. Последние всегда подчиняются. Достаточно определить нужный диапазон, записать приказы самки, а потом начать их транслировать с помощью вот этого приборчика. Примитивно, как все гениальное.

– Здесь, – Казаков глянул на инфразвуковой ретранслятор, найденный доктором в колонии, будто на личного врага, – вероятно, записаны только самые распространенные приказы?

– Не забудьте, господин лейтенант, эта штуковина спасла вам жизнь, – напомнил Гильгоф. – Предположительно штатовцы сумели расшифровать только часть звуков, издаваемых самкой. Наиболее простые, разумеется. Выявили их опытным путем. Этого набора вполне достаточно, чтобы адекватно управлять рабочими особями. Только у меня появилось одно неприятное соображение. – Ученый кивнул влево, в угол машины, где лежал мешок с трупом чужого существа. – Вон того зверя, скорее всего, убили потому, что не могли с ним сладить. Если хоть одно из десяти животных оказалось неподконтрольным, значит, разгромившие базу люди могут столкнуться с серьезной опасностью. Мне плевать, сожрут их или нет, но если вот такой таракан выберется на свободу и не найдется никаких способов его приструнить… Понимаете?

– Тихо, тихо. – Маша отчего-то забеспокоилась и даже вскочила с сиденья. – Веня, я тут набрела на одну мысль. Говорите, обычным хищником-самцом можно управлять? А можно ли управлять самкой? Полагаю, что нет. Самка сама по себе, она глава семьи, ею никто не может командовать. Она откликается, если следовать вашей теории, только на сигналы другой самки или коллективные послания самцов – например, об опасности, количестве принесенных в гнездо жертв для подселения эмбриона и тому подобной ерунды. Если американцы действительно вырастили материнский организм (Гильгоф кивнул, соглашаясь), то можно задать вопрос – где он? Самку не могли увезти – она слишком громадная, весит не менее тонны, а то и побольше. Где взять клетку таких размеров? Кроме того, это очень сильное и крайне опасное животное неуправляемо. Трупа матки мы здесь не видели. Какой вывод?

– Какой угодно, – пожал плечами доктор. – На выбор: самка спит в ледяных пещерах под базой, сбежала при эвакуации и была убита в двух-трех километрах отсюда, оказалась вывезена – может, Иного можно усыпить? По крайней мере, следов материнского организма мы не нашли, равно как и спор с личинками.

– Да мы и не искали, – огорченно сказал Казаков. – Осмотрели только часть пещер, а после веселья, устроенного нам и американцам черт знает кем, мы не в состоянии продолжать поиски. Снаружи семьдесят пять градусов мороза, снежная буря и абсолютная темнота.

– Хуже другое, – после паузы проговорил Гильгоф и в упор посмотрел на американского полковника. – Мистер Кеннет сообщил, что колонию атаковал рейдер «Киото». Помните это название? Конец декабря прошлого года, история в Гонконге. Акция «Нового джихада». Теперь ясно, в чьих руках Иные, которыми можно управлять?

– Не факт, – запротестовал Казаков. – Аллахакбаровцы, безусловно, угнали этот корабль, но они могли двадцать раз перепродать его кому угодно. Хотя именно за террористов «Джихада» говорит невероятная наглость в проведении атаки на колонию. По крайней мере, можно было догадаться изменить опознавательные знаки или стереть название корабля. Мистер Кеннет, – лейтенант перешел на английский, – вы точно помните, что возле S-801 приземлился именно «Киото»?

– Абсолютно, – подтвердил американец. – Я сам видел этот рейдер. Надпись на борту иероглифами и латиницей.

– Для полного счастья нам не хватает только фанатиков-исмаилитов, – неожиданно влез в разговор английский пилот. Фарелл давно понял, что попал в переделку почище ахеронской. Только теперь вряд ли можно рассчитывать на помощь. – Джентльмены, не забудьте о том, что мы не знаем, кто именно уничтожил наш челнок и спускаемый аппарат с американского крейсера. А ядерный взрыв на орбите?

Казаков только вздохнул. Фарелл рассудительно добавил:

– Я оцениваю шторм снаружи не менее чем в три балла по стандартной шкале Саффир-Симпсона. Атмосферное давление сейчас 945 миллибар, скорость ветра – почти пятьдесят метров в секунду. Вдобавок густой снег. Даже если ударившие по нам люди захотят приземлиться, ничего не выйдет. Нужен либо гениальный пилот, либо великолепный и тяжелый корабль, который не сдует… У нас есть время до окончания бури.

– Время на что? – вздохнула Маша. – Куда мы денемся, если после шторма террористы захотят с нами поговорить? Или не захотят… Транспортер отлично виден в инфракрасном диапазоне. По нам просто бабахнут ракетой или плазмой. И все.

– Будем ждать, – решительно сказал Казаков. – Когда погода успокоится и станет не так холодно, надо будет выйти и прикончить Иного. Зачем его здесь оставлять? Мало ли кто нарвется потом, когда мы замерзнем…

– Вы умеете поддержать настроение, – рассмеялся Гильгоф. – С вашего позволения, еще раз напомню Тору, хоть вы ее и не читали. «Не должно скорбеть сердце твое, ибо за то благословит тебя Господь». Не знаю почему, но я уверен – мы выберемся.

– Легко сказать, – проворчал лейтенант недовольно, – да трудно сделать. Ну что, приготовим чай на всех?

Прошло еще четыре часа.

Девятнадцатичасовая ночь на Сцилле близилась к середине. Небо закрывали черные, с невероятной скоростью несущиеся к юго-востоку облака, шторм и не думал затихать. Мороз был невероятный – компьютер вездехода заявил, что снаружи почти минус девяносто, и, если бы кто-то из людей попытался разгерметизировать машину, должна была сработать «защита от дурака»: ИР транспортера полностью заблокировал бы двери на пять попыток. Только с шестого раза кормовую дверь можно было открыть. И то после громких предупреждений.

Напряженный день остался позади, люди заснули. Дежуривший Бишоп, сменив Фарелла за штурвалом машины, изредка подавая транспортер вперед на несколько метров, выбираясь из заноса. Иначе снегопад к утру полностью бы погреб людей под толстым слоем жесткого белого льда.